Тэйлор подумала о малышках. Еще немного – и она снова сможет их обнять. Интересно, узнает она их или нет? Когда видела их в последний раз, они еще даже не умели ползать. А теперь уже наверняка говорят и ходят. Девушка закрыла глаза и произнесла молитву, благодаря Господа за то, что она, наконец, в пути, а потом произнесла еще одну – в ожидании новой жизни, котирую ей предстояло начать.

Она заберет девочек, как только прибудет в Бостон, а потом отвезет их в безопасное место. Спрячет их там, где дяде Малькольму не придет в голову искать.

Вдруг в голове ее мелькнула мысль. Редемпшен – Избавление, Освобождение. Господи, как это прекрасно звучит. Может, это и есть прибежище, которое она искала? Она тихонько вздохнула. Избавление. Редемпшен.

3

Леди Виктория Хелмит не сумела толком наложить на себя руки. Ее попытка с треском провалилась.

Ничего удивительного, ибо, видит Бог, она точно так же с треском испортила и всю свою жизнь, как и предсказывали ее родители. О, если бы они только могли видеть ее сейчас. Они бы наверняка посмеялись как следует, а потом бы удовлетворенно поджали губы. Их своенравная, никудышная дочь оправдывала все их ожидания. Она не сумела даже перестать плакать, пока искала подходящую опору, чтобы перелезть через заграждение и броситься в океан. Виктория полностью соответствовала тому, что говорили о ней ее родители, и даже больше. Оказалось, она еще и трусиха.

Со стороны она выглядела женщиной, у которой есть все. Она имела божественную внешность – поразительно миловидная, рыжеволосая, а глаза блестящие и зеленые, как трава в Ирландии весной. Эти краски она унаследовала по материнской линии. Ее бабушка Эйсли была родом из графства Клэр. Высокие скулы Виктории и ее аристократические черты тоже достались ей по материнской линии, но от деда. Он родился и вырос в небольшой провинции на севере Франции. И так как родственники бабушки не могли даже произнести имени этого француза без крепкой и громкой брани, а дедушкина семья с таким же презрением отзывалась о бестолковых и несдержанных в выпивке ирландцах, то когда влюбленные поженились, они поселились в Англии, так сказать, на нейтральной территории.

Пока ее бабушка и дедушка были живы, Викторию безгранично баловали и любили. Ее дед любил хвастать, что она унаследовала склонность к драме и любовь к Шекспиру от него, а бабушка с таким же восторгом заявляла, что горячий нрав и страстная натура достались внучке от нее.

Однако для своих родителей Виктория не была, что называется, зеницей ока. Ну, на улицу они, конечно, ее бы не выкинули. Но считали своим позором и бесчестием. Они говорили ей, что их тошнит от одного ее вида. Они обзывали ее всеми мерзкими словами, какие только приходили на ум. Но только одно из них застряло у нее в памяти накрепко и вспоминалось постоянно. Они утверждали, что она всегда была, есть и будет дурой.

И, как оказалось, они были правы. Она действительно дура. Виктория призналась себе в этом, плача, причитая и всхлипывая. Но тут же замолчала, испугавшись, что кто-нибудь услышит ее, и быстро огляделась, чтобы убедиться, что она все еще одна. Был четвертый час утра. Остальные пассажиры «Эмеральда» крепко спали, а команда явно была занята в другом месте.

Итак, сейчас или никогда. «Эмеральд» находится в открытом море уже три дня и три ночи. Океан глубже не станет, и если она решила довести дело до конца, это самая лучшая возможность, потому что вокруг ни души.

Но она ошибалась. Лукас стоял на лестнице и наблюдал за ней. Он никак не мог понять, что эта сумасшедшая пытается сделать.

Затем он услышал еще один звук. Шуршание шелка. Он обернулся и увидел, что по трапу поднимается Тэйлор. Она не замечала Лукаса, и он не обнаружил себя, укрывшись в тени и наблюдая за ней. Ему хотелось узнать, что, черт побери, она делает ночью на палубе.

Но всхлипывающая женщина снова привлекла его внимание. Она с огромными усилиями пыталась двигать по палубе тяжелый ящик.

Виктория ослабла от слез. Ей никак не удавалось пододвинуть ящик поближе к перилам. Ноги ее стали совершенно свинцовыми. Наконец она с трудом взобралась на ящик и ухватилась за перила. И уже была готова перемахнуть через них, если бы только сумела достаточно высоко поднять ногу. Руками она крепко Iвцепилась в перила, а белая нижняя юбка билась вокруг нее на ветру, словно белый флаг капитуляции. Виктория стояла так какую-нибудь секунду или две, но >ни показались ей вечностью. Теперь она уже открыто и громко рыдала от ужаса и унизительного чувства своего поражения. Великий Боже, она не может. Она просто не в состоянии это сделать.

Несчастная слезла с ящика, упала без сил на палубу и рыдала, не пытаясь сдерживаться. Что теперь делать? Что, ради всего святого, ей теперь делать?

– Умоляю, простите меня, что я вмешиваюсь, но мне хотелось бы помочь вам, если вы только позволите. Вы уверены, что с вами все будет в порядке? – прошептал совсем рядом женский голос.

Виктория сощурилась, вглядываясь в темноту, и отчаянно замотала головой.

Тэйлор сделала шаг вперед, чтобы ее осветил месяц. Она сложила руки на груди и старалась вести себя как можно спокойнее. Ей не хотелось, чтобы эта молодая женщина от испуга сделала что-нибудь ужасное, а Тэйлор находилась не так близко, чтобы вовремя остановить ее, если она опять вздумает прыгать за борт.

Женщина вытирала слезы тыльной стороной ладони. Она несколько раз перевела дух, явно пытаясь сак-то обрести спокойствие. Ее била крупная дрожь. В глазах было отчаяние. Тэйлор еще не видела, чтобы кто-нибудь был так несчастен. Кроме разве что ее сестры Мэриан, вспомнила она. Мэриан выглядела такой же подавленной в то утро, когда рассказала Тэйлор, что может попытаться с ней сделать дядя Малькольм… Тэйлор силой заставила себя отвлечься от этого воспоминания.

Ради всего святого, что вы собирались сделать? – спросила она.

– Быть или не быть.

Тэйлор решила, что ослышалась.

– Простите?

– Быть или не быть, – сердито повторила женщинa. – Вот о чем я размышляла.

– Вы мне Шекспира цитируете? – Эта несчастная, вероятно, не в своем уме, подумала Тэйлор.

Но злость Виктории из-за того, что ей не дали завершить задуманное, прошла так же быстро, как и возникла. Она была измотана и разбита.

– Шекспир мне показался очень кстати, – прошептала она. И продолжала совершенно безжизненным голосом:

– Я не хочу больше жить, понимаете? Но мне не хватает смелости покончить с собой. Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу остаться одна.

– Я никуда от вас не уйду, – возразила Тэйлор. – Скажите лучше, что я могу сделать, чтобы помочь вам?

– Помогите мне перелезть через борт.

– Перестаньте говорить ерунду! – Голос Тэйлор прозвучал резче, чем она того хотела. Она покачала головой по поводу собственной несдержанности. Этой бедной женщине сейчас нужна была помощь, а не нравоучения. Она сделала еще шаг вперед. – Я не собиралась повышать на вас голос. Пожалуйста, извините меня. Просто мне кажется, что вам вовсе не хочется прыгать. Вы ведь уже приняли решение не кончать с жизнью. Я собиралась помешать вам, но тут вы сами слезли с перил. Вы меня ужасно напугали, должна признаться. Поворачиваю за угол и вдруг вижу, что вы взгромоздились туда и того и гляди свалитесь. – Тэйлор вздрогнула при этом воспоминании и зябко обхватила себя руками, чтобы прогнать дрожь. – Как вас зовут?

– Виктория.

– Виктория – прелестное имя, – заметила Тэйлор, не придумав ничего лучшего. Ей хотелось взять эту женщину за плечи и встряхнуть как следует, чтобы голова у нее встала на место. Но она не поддалась этому порыву, а продолжала рассуждать, стараясь привести незнакомку в чувство. – Пожалуйста, расскажите мне, что случилось. Мне бы очень хотелось помочь вам.